Новая геополитика: после 11 сентября

Осуществив контртеррористическую операцию в Афганистане в 2001-2002 годах и разместив свои базы в странах Центральной Азии, США взяли на себя роль главного военного арбитра в центре Евразии; роль, от которой отказались все остальные ведущие державы региона. Выяснилось, что только американская военная мощь смогла ликвидировать режим талибов и снять непосредственную угрозу для Центральной Азии. таким образом, геополитическая карта Центральной Азии серьезно изменилась со времени после распада СССР.

Для военных экспертов стало очевидно, что Соединенные Штаты располагают на сегодня самой совершенной военной машиной на планете, которая представляет собой мощный инструмент отстаивания Вашингтоном своих национальных интересов и реализации своей геополитической стратегии. В то же время эта операция показала с точки зрения военно-технических, тактических и стратегических инноваций, что военное искусство вступает в новую фазу, в которой пока бесспорное лидерство принадлежит США. Также стало ясно, что невозможно решить сложные социальные, этнические и экономические проблемы исключительно военно-техническими средствами. США и их союзники по миротворческой операции в Афганистане фактически устранили следствие афганского конфликта, не затронув его глубинных основ.

Драматическую трансформацию пришлось пережить Пакистану, который из союзника Талибана был вынужден под давлением антитеррористической коалиции занять антиталибскую позицию. Внутриполитическое развитие этой страны и стабильность режима П.Мушараффа, особенно после парламентских выборов осенью 2002

г., также внушало повод для беспокойства: сохраняется угроза дестабилизации Пакистана и усиления влияния исламистских кругов на внешнюю политику Исламабада. Конфронтация Пакистана с Индией, во многом спровоцированная ослаблением стратегических позиций первого в результате антитеррористической операции в Афганистане, поставила регион Южной Азии на грань военной и атомной конфронтации весной 2002 г.

После событий 11 сентября и в преддверии антитеррористической операции в Афганистане Исламабад оказался в крайне сложной ситуации. Фактически, генерал П.Мушарраф должен был сделать исторический выбор, который в свою очередь определил бы геополитическую судьбу Пакистана на долгую перспективу. Решение Мушаррафа выступить на стороне антитеррористической коалиции и пожертвовать клиентом Исламабада – Талибаном – имело решающее значение как для Афганистана, так и для самого Пакистана. В отличие от многих других участников этой геополитической игры, Пакистан ничего не выиграл в плане внешнеполитической безопасности, но поставил под удар внутриполитическую стабильность. Более того, вновь ухудшились его отношения с Индией, поставив традиционных соперников на грань крупномасштабного столкновения. С этого времени внутренняя стабильность Пакистана и его безопасность находятся в прямой зависимости от успеха или неуспеха американской политики в плане глобальной борьбы против международного терроризма, а точнее, от развития событий в самом Афганистане, а также на Ближнем Востоке. Одним из прямых последствий изменений в регионе стало ослабление позиций Пакистана, которому пришлось проститься с претензиями играть самостоятельную (без поддержки США) геополитическую роль в регионе.

В начале антитеррористической операции в Афганистане появился шанс на завершение многолетней конфронтации между Ираном и Соединенными Штатами, что безусловно благоприятно сказалось бы на международной обстановке на Среднем и Ближнем Востоке, в регионе Каспийского моря. Однако Вашингтон, несмотря на поддержку Тегераном антиталибской операции, не только продолжил курс на конфронтацию с ИРИ, но и ужесточил его, причислив Иран в феврале 2002 г. к т.н. «оси зла». Роль Ирана в геополитической обстановке вокруг Центральной Азии существенно отличается от политики других региональных держав, поскольку Тегеран выступает как таковая одновременно в нескольких районах мира: в Афганистане и Центральной Азии, на Кавказе и Каспийском море, на Ближнем Востоке и исламском мире. Тем самым, международное влияние ИРИ фактически является больше реальных геополитических и военно-политических возможностей Тегерана.

Москва и Пекин, поначалу оказавшие осенью 2001 г. существенную поддержку американским усилиям в борьбе с международным терроризмом, уже в начале 2002 г. столкнулись с качественно новой ситуацией в этом регионе, затрагивавшей их национальные интересы. Самым очевидным следствием произошедших геополитических изменений стало вполне откровенное и давно ожидаемое движение России в сторону Запада. Бесспорная и прежде не нуждавшаяся в доказательствах истина, что Центральная Азия представляет собой сферу жизненно важных интересов России, от влияния на которую Москва не откажется ни при каких обстоятельствах, была серьезно поколеблена после того, как В.Путин фактически дал согласие на размещение баз антитеррористической коалиции в регионе. Но рассматривать этот факт только как проявление «слабости» России, или ее геополитическое отступление, было бы слишком упрощенно. В реальности мы наблюдаем процесс, точкой отсчета которого стали события 11 сентября 2001 г., и который заключается в постепенном движении России в сторону Запада.

Качественное изменение военно-политической ситуации в начале 2002 г. в Центральной Азии многими расценивалось как ослабление стратегических позиций Китая, в глубоком тылу которого появились военные базы США и НАТО. Таким образом, были подставлены под сомнение многолетние усилия КНР, в том числе в рамках ШОС, по формированию вокруг своих внешних границ на западе стабильного и дружественного пространства. У тех специалистов, которые рассматривают появление американских военных баз в регионе как угрозу безопасности КНР, должна вызвать удивление та сдержанность, которую проявлял Пекин на протяжении всего 2002 года. Этому может быть только одно объяснение: реальное пересечение геополитических интересов США и Китая и узел противоречий между ними лежат далеко не в Центральной Азии, а в зоне АТР, в Тайваньском проливе. Тем более, что ткань китайско-американских отношений представляет собой настолько сложную структуру, в которой тесно переплетены взаимная заинтересованность и взаимные противоречия, что геополитическое соперничество между ними в Центральной Азии является лишь одним из многих элементов.

Сам факт появления американских военных в Центральной Азии поначалу трактовался как резкое геополитическое усиление США, угроза интересам России и Китая и т.д. Военно-воздушные базы США и их союзников в Узбекистане и Кыргызстане оставались просто военно-техническим элементом в рамках операции в Афганистане. Кардинального влияния на развитие ситуации внутри региона и внутриполитическую ситуацию в центральноазиатских государствах эти базы не оказывают. Единственным заметным результатом стала активизация политических связей между США и Узбекистаном в форме многочисленных визитов в Ташкент представителей администрации Белого дома и Конгресса США.

События после 11 сентября и операция в Афганистане продемонстрировали иллюзорность и преждевременность ожиданий видеть в ЕС геополитическую державу с глобальным влиянием. Вклад европейских держав (кроме Великобритании) в военную операцию был символическим, а солидарность с США – риторической.

В сентябре 2002 г., практически через год после событий 11 сентября, правительство США приняло новый документ – «Стратегию в области национальной безопасности». Уже тогда было ясно, что новая доктрина в качестве основополагающего документа будет определять внешнеполитическую стратегию Вашингтона на ближайшую перспективу. Данный документ представлял собой концептуальное, цельное и всеобъемлющее изложение внешнеполитического курса США на мировой арене с точки зрения обеспечения безопасности Америки. «Стратегия» рассматривала не только основные вопросы безопасности, но и в целом наиболее важные, стратегические направления внешней политики страны. Это была разработанная внешнеполитическая программа Вашингтона, которая касалась не только всей системы международных связей и политики США в отношении крупных держав, но и затрагивала тем или иным образом Центральную Азию, Казахстан и

Каспийский регион.^[1]

Явный и до того беспрецедентный раскол в атлантическом сообществе между США и ведущими государствами Евросоюза – Францией и Германией – стали называть с легкой руки американского политолога Дж.Ная «континентальным дрейфом». Это сравнение имело в виду, что традиционные союзники – американцы и западные европейцы – удаляются с некоторых пор друг от друга.^**

[1] Подробнее о стратегии см.: Том II: Внешняя политика и стратегия США на современном этапе и Центральная Азия. – Алма-Ата: КИСИ, 2006. – С.17-27. ^** Подробнее о проблемах трансатлантических отношений см.: Там же. С.27-28. ^*** См.: Ахмедов В. Ближний и Средний восток в канун перемен: политика, государство, армия // Азия и Африка сегодня (Москва). 2008. № 1. С. 53-60; Бакланов А.Г. Ближний Восток: «дорожная карта» региональной безопасности. – Москва: ИБВ, 2006. – 114 с.; Белокреницкий В.Я. Регион стран Ближнего и Среднего Востока в 2008 г. // Восток – Оriens (Москва). 2008. № 2. С. 176-180; Ближний Восток и современность. – Москва: ИБВ, 2006. – 344 с.; Гусейнов В.А., Денисов А.П.,