Ядерные изгои

Главное направление политики военного строительства ИРИ – создание инструмента для решения политических задач и вопросов обороны, т.е. национальных вооруженных сил, оснащенных средствами стратегического воздействия на потенциального противника. Находясь, таким образом, в кольце не слишком дружественных стран, Иран вынужден укреплять свой военный потенциал. Основные политические решения иранские лидеры принимают исходя из оценок уязвимости страны, гарантий сохранения у власти нынешнего режима и обязательств Ирана служить исламским идеалам.^[1]

Иранская ядерная программа была начата в 1974 г., когда шах Мохаммед Реза Пехлеви создал Организацию по атомной энергии Ирана (ОАЭИ) и утвердил план развития атомной промышленности. Шах намеревался построить 23 реактора общей мощностью более 20 Мвт. Капиталовложения оценивались в 30 млрд. долл. по ценам того времени.

Этот план начал осуществляться с помощью США, Западной Германии, Франции и ряда других западных государств. Но после исламской революции 1979 года эта программа была свернута новым режимом. Но во время войны с Ираком в середине 1980-х гг. исламский режим решил вдруг продолжить атомную программу.

Интерес руководства Ирана к ядерной энергетике возродился с середины 1980-х гг. В сентябре 1992 г. в Пекине между ИРИ и КНР был подписан протокол о сотрудничестве в области атомной энергетики. С середины 1990-х гг. основную роль в продолжении иранской атомной программы взяла на себя Россия. По прогнозам российской разведки, Иран теоретически мог создать ядерное оружие через 10-12 лет при условии беспрепятственной внешней помощи и затратах 1-1,5 млрд. долл. Пакистан вполне мог (по непроверенным данным) поставить в Иран оборудование для газоцентрифужного завода в Натанце.^[2]

Посещение Генеральным директором МАГАТЭ М. Эльбарадеем Ирана в феврале 2003 г. подтвердило серьезный прогресс Ирана в строительстве завода по центрифужному обогащению урана. Стало очевидно, что Иран продвинулся значительно дальше в развитии атомной энергетики, чем считалось ранее. Фактически, к 2003 г. Иран располагал завершенным ядерным циклом, или совсем близок к этому.^[3]

У американских и спецслужб других государств, в том числе российской, имелись косвенные, но убедительные свидетельства того, что Тегеран, возможно, ведет двойную игру. Подозрительно само по себе стремление развивать атомную энергетику страной, располагающей одними из крупнейших запасов углеводородов в мире: 12,5 млрд. тонн нефти (9% мировых запасов) плюс 7 млрд. тонн на месторождениях, открытых после 1999 г. Иран также располагает месторождениями природного газа объемом 23 триллиона куб. м. На подозрения наталкивало также упорное стремление Ирана получить технологии для самостоятельного обогащения урана на основе разделения изотопов с помощью газовых центрифуг. Далее, непонятно зачем идет строительство завода по производству тяжелой воды. Вернее, это вполне объяснимо, если существует желание получить оружейный плутоний. Кроме того, в Иране начата добыча и переработка урановой руды.

К косвенным доказательствам относится и ракетная программа Ирана. В настоящее время ИРИ располагает 450 ракетами Шехаб-1 и Шехаб-2 с дальностью соответственно 300 и 600 км. (забрасываемый вес – 1 тонна). Идут работы по созданию ракет Шехаб-3 (1500 км) и Шехаб-4 (2000 км) и даже Шехаб-5 с дальностью до 10 000 км. Простой анализ говорит, что бессмысленно вкладывать большие средства для того, чтобы доставить 200-300 кг обычной взрывчатки на расстояние от 500 км и дальше. Смысл появляется только тогда, когда эти ракеты оснащены зарядом очень большой мощности, т.е. ядерным. Все модификации ракет серии Шехаб обладают невысокой точностью, их можно использовать лишь для стрельбы по площадным целям, например крупным городам. А для того, чтобы угрожать городам потенциального противника, располагая ракетами типа Шехаб, необходимо оснастить их не обычными зарядами, а ядерными.

К 2006 г., через год после сдачи в эксплуатацию обогатительного комплекса в Натанзе, Иран приобретет технические возможности для присоединения к клубу государств, обладающих ракетно-ядерным потенциалом. При этом Россия будет не в состоянии самостоятельно контролировать развитие ракетно-ядерных программ в Иране. К 2006 г. боевая часть иранской ракеты Шехаб-3 с ядерным боезарядом сможет поразить все американские базы в странах Персидского залива, а также юг России.

К 2005 г. потенциально возникла опасность того, что США и/или Израиль, неудовлетворенные результатами деятельности МАГАТЭ и позицией России в отношении иранской атомной программы, могут нанести при определенных обстоятельствах превентивный удар по иранским ядерным объектам.

В Северной Корее атомные исследования начались еще в 1960-е гг. при советской поддержке и контроле со стороны СССР. К ДНЯО Северная Корея присоединилась только в 1985 г. под сильным политическим нажимом Москвы. В то же время Пхеньян продолжал тайно разрабатывать военную часть атомной программы, т.е. утаивать и сохранять часть плутония и высокообогащенного урана, выработанного на собственных реакторах. Кроме того, КНДР затягивала обязательное заключение соглашения о верификации с Международным агентством по атомной энергии.

Атомная программа КНДР имеет более долгую и драматичную историю, чем иранская. Условно она делится на два этапа. На первом этапе, а он длился с середины 1950-х до конца 1970-х годов, КНДР пользовалась поддержкой Советского Союза, который помогал готовить кадры для атомной промышленности и создавать соответствующую инфрастуктуру, разведал урановые запасы в Северной Корее (4 млн. тонн), помогал строить рудники. С 1959 г., после подписания соглашения с СССР и КНР Северная Корея начинает строить центр ядерных исследований в Ненбене, который был завершен в 1965 г. Всего Советский Союз подготовил около 300 корейских специалистов по ядерной физике.

В 1970-е годы корейцы начали искать возможности для самостоятельного завершения ядерного цикла и создания ядерного оружия. С 1992 года отношения КНДР и МАГАТЭ все более обостряются. Пхеньян фактически отказался допустить инспекторов Агентства на два объекта, которые Агентство подозревало как атомные и которые корейская сторона заявляла в качестве военных, а не ядерных. Это стало прелюдией к официальному выходу страны из ДНЯО, которое произошло в марте 1993 г. Пхеньяну удалось заставить Вашингтон подписать рамочное соглашение, суть которого сводилось к следующему: КНДР замораживает свою незаконную ядерную деятельность, а Соединенные Штаты в качестве компенсации оплачивают ей поставки мазута на время строительства АЭС на легко-водных реакторах, которые затем попадут под гарантии МАГАТЭ.

В 1994 г. между КНДР и США было достигнуто женевское «Рамочное соглашение» от 1994 года, в котором Северная Корея обязалась свернуть свою программу разработки ядерного оружия в ответ на поставки сырой нефти и строительства двух атомных электростанций (на легководочных реакторах, которые не производят оружейный уран). Как только важные части установок были бы поставлены, все объекты в стране стали бы доступны для проведения инспекций, при этом Соединенные Штаты отказались от угрозы нанесения превентивного удара по КНДР.

При реализации этого соглашения обе стороны нарушили его: американский Конгресс затормозил поставки сырой нефти, а Северная Корея откладывала начало строительных работ на АЭС. В 2002 г. Северная Корея истолковала Доклад о ядерной стратегии США и последовавшую затем директиву о применении ядерного оружия как угрозу своей безопасности. В свою очередь, Северная Корея приступила с помощью Пакистана к строительству обогатительной установки. Затем Пхеньян объявил о выходе из ДНЯО, наличии у него ядерных зарядов и провел испытания новых моделей баллистических ракет.^[4]

8 июля 2003 г. КНДР ходе закрытых переговоров в ООН официально уведомила американскую сторону о завершении 30 июня переработки имевшихся у нее 8 тыс. облученных ядерных топливных стержней, которых хватит для изготовления от 8 до 10 ядерных зарядов. В декабре 2002 года КНДР объявила о возобновлении своей ядерной программы. Формальной причиной стали прекращения поставок мазута со стороны

США.^[5]

Практически нет сомнений, что КНДР располагает некоторым числом (от 2 до 50) ядерных зарядов сравнительно небольшой мощности и несовершенных урановых зарядов (способных только заразить местность). В то же время, КНДР располагает одними из лучших в третьем мире ракетами малой и средней дальности и находится на пороге перехода от ракет средней дальности к классу межконтинентальных стратегических носителей. Этот фактор резко ухудшает ситуацию в Северо-Восточной Азии, затрагивает безопасность таких государств как Япония, Южная Корея, Россия и Китай.

Таким образом, в мире существуют три региона, в которых высок риск конфликта с применением ядерного оружия: Корейский полуостров, Южная Азия и Ближний Восток. В первых двух регионах риск такого конфликта чрезвычайно высок. Международное сообщество практически бессильно предотвратить эскалацию ядерного конфликта в этих регионах.

Анализ развития военно-стратегической ситуации в мире показывает, что по крайней мере в первой четверти XXI в. ядерное оружие будет продолжать выполнять важную роль в системе международных отношений, прежде всего как средство обеспечения стабильности и предотвращения агрессии.^*** В то же время, активное развитие новейших технологий в США может стать источником нестабильности. Это относится к возможности создания чисто термоядерного боеприпаса.

Неравенство материальных возможностей у других ядерных держав (России и Китая) по созданию новой научной инфраструктуры ядерного оборонного комплекса, приближающейся к американской, вынудит более отсталые ядерные державы в еще большей степени делать ставку на сохранение нынешнего поколения своих ядерных арсеналов в надежном работоспособном состоянии.

Наметились явные тенденции интеграции ядерной политики Парижа, Лондона и Вашингтона, вплоть до формирования общеевропейских ядерных сил, обусловленные новыми общими вызовами и угрозами безопасности. Ввиду объективных причин британские и французские ядерные силы в обозримый период останутся весьма ограниченными по количеству и составу (реально около 600, а максимум до 1000 боезарядов в совокупности).

По финансовым и техническим причинам стратегические силы РФ через 10-15 лет сократятся до статистического уровня 1000 боезарядов и ниже (а в реальности по степени живучести и боеготовым средствам существенно меньше). В то же время за этот период стратегические ядерные силы КНР могут сравняться с российскими. По крайней мере, в первой половине XXI в. ядерное оружие будет оставаться высшим приоритетом в защите национальных интересов и безопасности официальных и неофициальных ядерных государств.

[1] Strategic Survey. 2001-2002. – London: IISS, 2002, рр.210-222.

[2] Мамедова Н., Федоров Ю., Федченко В. Иранская ядерная программа и российскоиранские отношения. – М.: ИПМИ, 2003.

[3] Ермаков С.М. Перспективы развития вооруженных сил Ирана // Иран в современном мире. – М.: РИСИ, 2003. – С.89-122.

[4] Михеев В. Корейская проблема и возможности ее решения. – М.: Московский центр Карнеги, 2003. – С.11-15.

[5] Strategic Survey. 2002-2003. – London: IISS, 2003, рр.194-204. ^*** Арбатов А. Ядерное сдерживание: реальности и химеры // Независимое военное обозрение. 2004. № 5. С.4; Ромашкина Н. Мир в начале тысячелетия. Ядерная многополярность как новый фактор стратегического баланса // Мировая экономика и международные отношения. 2003. № 8. С. 18-30.