«Новая холодная война»

К 2007 г. ухудшение отношений между Россией и Западом стало свершившимся фактом. Данное обстоятельство являлось долговременным фактором и было многоплановым по своему характеру и будущим последствиям. Оно затрагивало отношения по следующим направлениям: Россия-США, РФ-ЕС, РФ-НАТО, РФ-ОБСЕ. Ухудшение отношений коснулось таких сфер взаимодействия как экономика и энергетика, военно-стратегическая стабильность, борьба с международным терроризмом, а также различные области геополитического и геоэкономического взаимодействия России и Запада в Азии, Латинской Америке, на Балканах, в Африке и на Ближнем Востоке, и главное – на

территории СНГ.^[1]

Первым (тогда еще скрытым) столкновением интересов РФ и Запада стала волна «цветных революций» на постсоветском пространстве в 2003-05 гг. Но в этой ситуации стороны стремились «сохранить лицо» и открыто не дискутировать по имеющимся противоречиям и проблемам. Запад расценил в качестве одного из первых сигналов наступающего ухудшения своих отношений с Россией укрепление такого регионального института как ШОС, который открыто поставил в 2005 г. вопрос о временных рамках присутствия военных баз США в Центральной Азии. С 2006 г (речь Р.Чейни в Литве) Вашингтон позволяет себе открыто критиковать Москву.

Энергетические кризисы 2005-07 гг. между Россией, с одной стороны, и Украиной и Белоруссией – с другой, привели к ухудшению имиджа России в Европе. С этого момента Брюссель превращает проблему энергетической безопасности ЕС в инструмент давления на Кремль. В 2007 г. еще одной конфликтной точкой стала проблема статуса Косово. Чрезвычайно ухудшились отношения между Россией и странами т.н. «новой Европы» (Центральной и Восточной Европы, Прибалтики), которые открыто препятствовали налаживанию конструктивных отношений России с Евросоюзом и заключению нового Соглашения (договора) о партнерстве и сотрудничестве. Москва была недовольна также позицией западноевропейских государств в отношении антироссийских провокаций со стороны этих государств ЦВЕ.

Со своей стороны, Россия была возмущена планами Соединенных Штатов разместить в странах ЦВЕ – Польше и Чехии элементы системы Противоракетной обороны (ПРО). Другой проблемой военно-стратегического характера являлось недовольство России состоянием и условиями Договора об обычных вооруженных силах в Европе (ДОВСЕ), на участие в котором Москва наложила мораторий в декабре 2007 г. Открытым вызовом Вашингтону со стороны Москвы стала Мюнхенская речь российского президента В.Путина в феврале 2007 г., в которой он открыто выразил несогласие России с существующей геополитической системой международных отношений, построенной на доминировании и гегемонии «одной сверхдержавы».

И наконец, полем столкновений и открытой геополитической и геоэкономической конкуренции стали проекты по прокладке новых маршрутов трубопроводов, в т.ч. из Центральной Азии и Каспийского региона. Концепция ЕС (поддерживаемая Соединенными Штатами) о «диверсификации энергетических поставок» на свои рынки носила открытый антироссийский характер. Время от времени Россия и Запад демонстрировали солидарность по некоторым международным проблемам (в частности, по проблеме иранской ядерной программы, ситуации на Ближнем Востоке), но этот консенсус является чрезвычайно хрупким. Россия не одинока в своем недовольстве системы «однополярного мира»: в этом ее поддерживают такие великие азиатские державы как Китай и Индия, а также ряд региональных держав в различных районах мира.

В 2001 – 2004 гг. Россия и США придерживались одинаковых или сходных кодов при анализе проблем постсоветского пространства. Как Москва, так и Вашингтон смотрели на Центральную Азию и Кавказ сквозь призму концепций безопасности. В первые годы президентства В.Путина российский подход стал менее эмоциональным и более прагматичным. В начале первого срока своего президентства Дж. Буш и В. Путин стали воспринимать эти регионы как арену соревнования с элементами партнерства в сфере безопасности.

Однако со временем отношения России и Соединенных Штатов по всему периметру двусторонних отношений претерпели существенную эволюцию. По-видимому, к 2006 г. и в Вашингтоне, и в Москве начали понимать, что старая повестка дня в их отношениях исчерпана. В мае 2006 г. появились сигналы, что в администрации Буша начинает меняться отношение к России. Так, вице-президент Д.Чейни в Вильнюсе (накануне своего визита в Казахстан) выступил с резкими антироссийскими заявлениями. Некоторую роль в этом сыграл фактор внутри-американских выборов в конгресс.

В 2006 г. году наметились признаки ухудшения российско-американских отношений, которые выходят из фазы прежних партнерских отношений на стратегическом уровне. В Вашингтоне вызывало раздражение укрепление международных позиций России, проведение ею самостоятельной политики в мире, сближение с Китаем и возрастание влияния ШОС, и в первую очередь – активная интеграционная политики Москвы на постсоветском пространстве.

Соединенные Штаты с большим опасением воспринимали растущую зависимость союзников Вашингтона в Западной, Центральной и Восточной Европе от российских нефти и газа, поскольку подозревали Москву в намерении «конвертировать» энергопоставки в эффективное влияние на внутреннюю и внешнюю политику стран-импортеров. В глобальном же масштабе отражением этой позиции Соединенных Штатов стал их скептицизм по поводу претензий России на статус «энергетической сверхдержавы», поскольку, по мнению Вашингтона (привыкшего получать энергетическое сырье с зависящих от него в военном и политическом отношении Ближнего Востока и Латинской Америки), касательно купли-продажи любого товара на мировом рынке недопустимо привносить соображения политического характера.

Со своей стороны, Москва хорошо понимала код, в котором Вашингтон трактовал американскую и мировую энергетическую безопасность. Россия также указывала на необходимость обеспечения стабильных, не зависящих от политической конъюнктуры поставок энергетических ресурсов на мировые рынки. При этом в российском «контргегемоническом» прочтении «энергетическая безопасность» по понятным причинам подразумевала «справедливую» (скорее высокую, чем низкую) цену на энергоносители. Кроме того, чтобы обеспечить получение жителями РФ справедливой доли дохода от эксплуатации природных недр их государства, руководство страны настаивало на праве России сохранять в государственной собственности контрольные пакеты акций крупнейших добывающих компаний и стопроцентно контролировать газо- и нефтепроводы на российской территории.

Самым же конфликтным аспектом энергетической повестки дня российско-американских отношений, напрямую проецировавшимся на постсоветское пространство, стал вопрос об «энергетическом оружии». Россия отрицала само это понятие как ценностно нагруженное и указывала на отсутствие политических мотивов в таких действиях, как повышение цен на газ для Украины и других странах СНГ или строительство Североевропейского газопровода, который должен был «обойти» территорию соседей России на пути к западноевропейским потребителям. В Москве говорили о праве компаний-экспортеров адаптировать ценовую политику к меняющимся условиям рынка, но одновременно давали понять, что условия сотрудничества с Россией в сфере энергетики могут зависеть от дружественности ее отношений с данной страной. Российские руководители также выступали со встречной критикой «политизации» экономических отношений на внутренних рынках ряда европейских государств.

Американские стратеги исходят из разработанной ими концепции: предполагаемая система трубопроводов носит название «ступица и спицы». Роль «ступицы» выполняет Каспийское море, от которого в разные стороны расходятся «спицы» – многочисленные трубопроводы, представляющие собой потенциальные маршруты для экспорта энергоносителей. Ожидается, что «Транскаспий» будет впоследствии присоединен к ЮКТ, а тот, в свою очередь, к газопроводу «Набукко» (Турция – Румыния – Венгрия). Таким образом, будет создана новая мощная система транспортировки природного газа нероссийского происхождения и в обход России.

С определенного времени США начали рассматривать вопрос о Каспийском море уже под военно-стратегическим углом зрения. В ходе переговоров во время визита специального представителя генерального секретаря НАТО по странам Центральной Азии и Кавказа Р.Симмонса в феврале 2007 г. прозвучал тезис, что в вопросах экономического развития этой части Казахстана участвуют все европейские страны и США, поэтому создание соответствующей военно-морской структуры представляется инструментом гарантирования инвестиций ряда стран, которые являются стратегическими партнерами РК в экономическом сотрудничестве. Как заявил Симмонс, Североатлантический альянс хочет пересмотреть свои отношения с Казахстаном. По-видимому, в Вашингтоне и Брюсселе серьезно хотели бы иметь помимо экономических и технологических гарантий также и военнополитические.

Возникла еще одна серьезная проблема. США запланировали разместить десять ракет-перехватчиков на территории Польши и радары системы ПРО в Чехии. За пять лет США собирались вложить в проект не менее 3,5 млрд. долл. (помимо уже существующих у США элементов глобальной ПРО на Аляске, в Калифорнии и в районе Алеутских островов). Вашингтон утверждал, что он создает систему ПРО для защиты от предполагаемого ракетного нападения со стороны Северной Кореи и Ирана. НАТО поддержала планы США по развертыванию системы ПРО в Европе, но Вашингтону так и не удалось убедить представителей Москвы в безопасности системы для России. В Москве посчитали, что размещение элементов американской ПРО в странах, расположенных вблизи российских границ, несет прямую угрозу и нарушает стратегическое равновесие в мире. Планам США Россия была намерена противопоставить некие «адекватные меры».

Система ПРО будет включать в себя 14 комплексов на Аляске и 2 в Калифорнии, а в этом году увеличится до 25 объектов. В 2011 г. американская ПРО будет состоять из 40 ракетных комплексов. Сердцевиной системы является радар, на который Пентагон потратил с 1983 г. около 100 млрд. долл. Пентагон планирует переместить свой самый крупный радар морского базирования SBX (Sea based X-Band), входящий в систему национальной противоракетной обороны. Официальный Вашингтон утверждает, что это необходимо для слежения запусков ракет Северной Кореи и Ирана. В Москве наоборот считают, что радар приблизится к базе стратегических атомных подлодок на Камчатке, от которой его будет отделять только 800 км.

В области неядерного ответа на ПРО Москва приступила к развертыванию в непосредственной близости от своих границ новейших оперативно-тактических комплексов «Искандер». Кроме того, Москва была готова начать разработку новейшей системы ПВО нового поколения, значительно повышающей перспективу перехвата любых воздушных и космических целей.

Российские ракеты давно вызывали озабоченность Вашингтона. В отличие от советского периода современные разработки стартуют значительно быстрее и их полет проходит не по классической (просчитываемой компьютерами параболе), а как у крылатых ракет – с изменяемым направлением и высотой полета. Особое опасение вызывает конечный участок полета, когда ракета «сбрасывает» ядерные блоки – и те также летят не по параболе, а с изменяемой траекторией на гиперзвуковых скоростях. Новые российские ядерные боеголовки можно перенацелить уже после вхождения их в плотные слои атмосферы, когда их не то что перехватить, но и обнаружить имеющимися радиолокационными средствами невозможно. Избежать этой угрозы можно было только разместив системы ПРО как можно ближе к месту старта ракет и попытаться сбить их при выходе из ракетных шахт на разгонном этапе траектории. Именно этим и продиктовано желание Вашингтона вовлечь в программу ближайших соседей Москвы.

С февраля 2007 г. отношения России с Западом находились под влиянием речи, произнесенной Владимиром Путиным в Мюнхене на ежегодной 43-й конференции по безопасности. Это была, безусловно, беспрецедентно резкая речь российского президента перед сливками западного стратегического истеблишмента. Фактически, в этом выступлении В.Путин сформулировал внешнеполитические и геополитические интересы РФ на современном этапе.

В своей речи президент России впервые открыто обвинил США в попытках создания однополярного мира, которые влекут за собой «нелегитимные действия», «новые человеческие трагедии» и «очаги напряженности». Косвенно президент обвинил США в новых войнах, «гипертрофированном применении силы. Квинтэссенция выступления

Владимира Путина состоит в том, что система права одного государства (имеются ввиду США), перешагнула свои национальные границы во всех сферах: и в экономике, и в политике, и в гуманитарной сфере – и навязывается другим государствам. Путин заявил буквально следующее: США пренебрегают основополагающими принципами международного права и теперь «никто не может спрятаться за международным правом как за каменной стеной».

Кроме того, резкой критике подверглось и расширение НАТО: по мнению Путина, это «провоцирующий фактор», который снизит доверие между альянсом и Россией. Он заявил, что расширение не имеет никакого отношения ни к модернизации альянса, ни к обеспечению безопасности в Европе. Очевидно, что российский президент имел в виду не столько уже состоявшееся расширение НАТО, сколько планы по атлантической интеграции Грузии и Украины.

Большинство западных наблюдателей сразу после выступления расценили его как самое жесткое со времен холодной войны. Однако постепенно тон комментариев стал меняться. Дело в том, что мысль о негативной роли однополярного формата, изложенная Путиным, близка и европейцам. На мюнхенской конференции уже проявились признаки того, что многие европейцы смотрят на планы США по усилению противоракетной обороны со скепсисом, а внутри самого НАТО возникает потребность в обсуждении этой проблемы. Следовательно, российский президент достиг своей цели. Вне зависимости от отношения к Путину в частности и к России в целом, большинство европейцев недовольны гегемонией США в глобальной политике. Факты говорят о том, что в его речи не было ничего из того, чего бы он не говорил, или чего не говорили бы в гораздо более жесткой форме европейские или азиатские союзники США.

В апреле 2007 г. администрация Джорджа Буша обнародовала «Стратегический план» по внешней политике на ближайшие пять лет (под названием «Меняющаяся дипломатия»). В документе излагались главные внешнеполитические приоритеты Госдепа США и Агентства США по международному развитию (ЮСАИД) на 2007–2012 годы. Это был уже третий установочный документ госдепа, обнародованный в Вашингтоне за чуть более чем месячный срок. Первый, ежегодный отчет о положении с правами человека в мире, появился в начале марта 2007 г. Второй доклад, озаглавленный «Поддержка США прав человека и демократии в мире» – в начале апреля. И в первом, и во втором документе значительное место уделено России и странам СНГ, причем лейтмотивом докладов стала беспрецедентно резкая критика ситуации с демократическими правами в этих странах.

Получившие широкий резонанс оба доклада госдепа вызвали в России болезненную реакцию. Список претензий госдепартамента к России выглядит следующим образом: централизация власти, давление на НКО и гражданское общество, растущую роль правительства в экономике, ограничения на работу российских СМИ, а также рост продаж российского оружия Ирану, Сирии и Венесуэле и политику Кремля по отношению к Грузии и Молдавии. В России данный документ однозначно был расценен как вмешательство во внутренние дела своей страны.

Однако, на тотальную конфронтацию с Москвой Вашингтон идти не намеревался. Как утверждалось в документе, США хотят видеть Россию открытым, демократическим и стабильным геополитическим партнером. Самым неприятным для Москвы моментом доклада является та его часть, в которой фактически подтверждается неизбежность американо-российского соперничества на постсоветском пространстве на ближайшие годы. Обвиняя Москву в задействовании энергетических рычагов для подчинения себе соседей по СНГ, США не делают секрета из того, каким в ближайшие годы будет их противодействие Москве: укрепление региональной энергетической безопасности путем диверсификации энергоресурсов, усиления прозрачности и повышения эффективности использования энергии. США рассчитывали на очередные «трансформации» в странах СНГ. Обозначена и ближайшая страна, где будет меняться режим – Белоруссия.

В 2007 г. т.н. «Восточная политика ЕС» вступила в новую фазу. Это событие совпало с разработкой Евросоюзом нового соглашения о партнерстве и сотрудничестве с Россией, новой стратегии в отношении Центральной Азии и ростом обеспокоенности Европы проблемой энергетической безопасности, тесно связанной с политикой ЕС на постсоветском пространстве, и принятия на доктринальном уровне концепции отношений расширенной Европы с ближайшим окружением союза («Европейская политика соседства»). ЕС выступал в конце прошлого и начале нового столетия за плюралистический миропорядок, в котором США были бы уравновешены региональными великими державами – странами Европы, Россией, Японией, Индией и Китаем. То есть, претензии ЕС на равное партнерство с Америкой есть отрицание однополярного миропорядка по-американски. Тем не менее, в 2006 г. отчетливо наметились признаки сближения между США и ФРГ, ключевой страной ЕС.

Главной формально-юридической проблемой между Россией и Европейским союзом в 2007 г. являлось продление Соглашения о партнерстве и сотрудничестве (СПС) – международно-правового документа, определяющего основы их отношений. В конце нынешнего года срок действия СПС истекает. Из возможных вариантов развития событий – бесконечное продление, «модернизация» или подготовка принципиально нового документа. При этом руководители России и Евросоюза сделали выбор в пользу последнего.

Визит Путина в Грецию в марте 2007 г. носил ярко выраженный энергетический характер. Россия, Греция и Болгария подписали в Афинах соглашение о строительстве нефтепровода Бургас-Александруполис. Как предполагалось, трубопровод должен разгрузить находящиеся под контролем Турции проливы Босфор и Дарданеллы, соединяющие Черное и Средиземное моря, а Греция и Болгария могли бы стать крупными региональными центрами транзита российских энергоносителей на европейские рынки. Проект Бургас-Александруполис обсуждался почти 14 лет. Дольше всех сопротивлялась Греция. Как полагают эксперты, эти сомнения активно стимулировали США. Вашингтон вполне устраивало, что сейчас основные транзитные потоки в южно-европейском регионе идут через дружественную ему Турцию. Последнюю попытку сорвать соглашение американцы предприняли за несколько дней до визита Путина.

Среди трений между Россией и Евросоюзом было обострившееся противостояние по вопросу размещения элементов системы ПРО США в Европе, в частности в Польше и Чехии. Менее политизированным, но также трудно решаемым оставался вопрос об отмене

транзитного сбора с западных авиакомпаний за пролет над Сибирью. Россия отказывалась отменить ежегодный сбор в размере 300 млн. евро. Другая хронически спорная тема – отказ Москвы ратифицировать Энергетическую хартию, главным образом в части так называемого транзитного протокола. Последний предусматривает свободный доступ к нефте- и газопроводному транспорту для прокачки транзитных объемов топлива из других стран. Другой проблемой между Россией и Западом, РФ и ЕС являлся косовский вопрос. На Западе были убеждены, что если международное сообщество не признает государственность косоваров, то это может спровоцировать новую вспышку насилия. Москва требовала, чтобы возможная резолюция отвечала универсальным принципам международного права и была поддержана всеми заинтересованными сторонами, в первую очередь Сербией.

Главной стратегической целью Германии и Евросоюза на постсоветском пространстве и в центральноазиатском регионе является обеспечить бесперебойную доставку сырья, прежде всего углеводородного на европейские рынки. При этом Европа хотела бы обеспечить минимальное участие России в его транспортировке и транзите. В реальности это означало: строить трубопроводы в обход России. На ближайшую и среднесрочную перспективу стратегические цели и интересы ЕС были сформулированы в Берлине следующим образом: не допустить формирования новой геополитической Евразии с совместным доминированием России и Китая; выступать в качестве «стабилизирующего фактора» при политических потрясениях внутри стран СНГ, между ними и в их отношениях с Россией; стремиться присоединить республики Кавказа и Центральной Азии к будущему европейскому энергетическому союзу; использовать Центральную Азию в противодействии против исламского экстремизма и терроризма; не вытеснять Россию из Европы и в то же время – не позволять вытеснять ЕС из Евразии.

В 2006 году имело место знаменательное событие: Россия в качестве хозяйки принимала в Санкт-Петербурге саммит «Большой Восьмерки». Вплоть до этого времени ее статус как члена такого престижного клуба оспаривался некоторыми политическими кругами в США и ЕС. В качестве инструмента для усиления своей геополитической мощи Москва выбрала растущую энергетическую зависимость Запада от Евразии.

Энергетическая конкуренция является важнейшей причиной ан тироссийского давления. Связанные с ней противоречия можно было бы преодолеть к взаимной выгоде, если бы европейцы согласились на историческую сделку, которую предлагала Москва: доступ западных компаний к месторождениям и добыче в обмен на предоставление россиянам выхода на внутри-европейский рынок сбыта энергии. Единый энергетический комплекс «Большой Европы» резко усилил бы общий потенциал, ликвидировав значительную часть опасений. Российское предложение было официально отвергнуто, хотя отдельные сделки и претворяются в жизнь. Взаимовыгодный компромисс по-прежнему возможен, если ему не помешают политические обстоятельства. Одно из таких обстоятельств – позиция США.

Соединенным Штатам невыгодно создание единого энергетического комплекса Европы. Если Евросоюз, договорившись с Россией, снизит степень своей зависимости от внеевропейских источников энергии, уменьшится и влияние на него Соединенных Штатов. Ведь только они обладают военными и политическими средствами, гарантирующими доступ к ресурсам себе и своим союзникам.

Обострение ситуации в 2007 г. вокруг проблемы размещения элементов ПРО США в Европе привлекло внимание к военной политике России. Россия активно модернизировала свои вооруженные силы и была готова ответить на любой вызов своей безопасности. Эта линия базировалась на солидной финансовой базе: в 2007 г. военный бюджет составит свыше 820 млрд. руб. Изменилась структура финансирования: ровно половина средств шла на перевооружение (в 2001 г. – только 305 млрд.). Но оно коснулось не только стратегических сил, но и сухопутных войск, а также МВФ, который получал бы дополнительно 31 корабль. В своем послании Государственной думе в апреле 2007 г. российский президент выступил с идеей моратория на выполнение Договора об обычных вооруженных силах в Европе (ДОВСЕ). В декабре того же года Москва фактически вышла из договора.

Военно-промышленная комиссия РФ приняла программу развития высокоточного оружия сухопутных войск. Среди ответных мер также – возможный выход России из бессрочного Договора по ракетам средней и малой дальности (РСМД), подписанного в 1987 году. Выдвигались и более гибкие проекты. Например, выйти из Договора по РСМД, но при этом отказаться от размещения на РСМД ядерных боеголовок и оснастить их обычными. В таком виде они якобы не будут представлять опасности ни для Европы, ни для Китая. Обсуждается еще один не менее хитроумный вариант – предложить странам, имеющим РСМД, а это Китай, КНДР, Индия, Пакистан, Иран, страны Ближнего Востока, подписать договор, а если хоть одна из них откажется – заявить, что Россия выходит из Договора по РСМД.

По мнению российских военно-стратегических кругов, США не могут смириться с тем, что даже после кризиса 1990-х годов Россия остается единственной страной в мире, способной уничтожить США. Появившееся в 2004 году новое поколение американских КР «Томагавк» превратилось в оружие принципиально другого уровня: умеющее маневрировать, почти незаметное и несбиваемое, высокоскоростное и высокоточное. А дальность действия ракеты достигла трех с половиной тысяч километров от места пуска. Этот факт вкупе с развертыванием американской системы ПРО, переворачивает всю картину стратегического баланса между Россией и Соединенными Штатами.

В переводе с военного языка на политический это означает лишить Россию преимущества взаимного ядерного сдерживания. То есть, обеспечить Америке односторонне военно-стратегическое преимущество. Российские аналитики пришли к выводу, что масштабные планы по укреплению своего влияния в регионе в военно-политической области США связывают с осуществлением программы «Каспийская стража», которая позволит США фактически установить свой военно-политический контроль над Каспийским регионом. При этом цели программы носили практически неприкрытый антироссийский характер и включали в себя ослабление позиций России в Центральной Азии и Закавказье, установление американского контроля над транспортировкой каспийских энергоресурсов на мировой рынок в обход России и в конечном счете – установление доминирующего военно-политического и экономического влияния США.

Российские аналитики считали, что заявка НАТО на глобальную роль может быть реализована только в случае готовности альянса к равноправному партнерству с другими региональными организациями. Именно поэтому они высказываются за налаживание взаимодействия между НАТО и ОДКБ применительно к противодействию наркотеррористической угрозе, исходящей с территории Афганистана.

В своих оценках роли России в Европе, российские аналитики исхо дили из того, что несущей конструкцией европейской политики может стать только комплекс отношений Россия – ЕС как двух постоянных величин европейского уравнения, при том, что значение остальных (ОБСЕ, НАТО) неопределенно и будет во многом зависеть от характера отношений РФ-ЕС.

Таким образом, причиной возникновения «новой холодной войны» стал тот факт, что Россия стремилась изменить сложившиеся еще в 1990е годы «правила игры» в отношениях с Западом. Парадигма отношений, при которой Москва вольно или невольно шла в фарватере курса США, а с ее интересами и мнением не считались, стала абсолютно неприемлема в глазах всех политических партий и государственных ведомств России. Между тем большинство американских и значительная часть европейских политиков продолжали считать модель отношений 1990-х естественной и единственно верной.

[1] С легкой руки российского политолога С.Караганова этот процесс получил название «новой холодной войны».