НОВОЕ ВРЕМЯ И НОВЫЕ МЕЖДУНАРОДНЫЕ ОТНОШЕНИЯ

1. Что такое Новое время?
Суть грандиозных социальных перемен, произошедших в Европе после 1500 г., можно свести к следующему:
1) Европа и европейская цивилизация^* в целом (то, что мы с некоторой долей условности называем Запад) превратились в экономического, технологического и военно-политического лидера мирового сообщества. Если в эпоху средневековья Европа была глухим, нищим, слаборазвитым, невежественным и отсталым захолустьем (особенно по сравнению с такими экономическими и культурными лидерами тогдашнего мира, как Византия, исламский мир, Индия и Китай), то в XIX в. Европа вырвалась далеко вперед. И если еще в 1750 г. по уровню своего экономического и технологического развития наиболее развитые страны Востока не уступали наиболее развитым странам Запада, то уже к концу позапрошлого столетия превосходство Европы в производстве на душу населения было многократным;

2) Этот прорыв Европы к мировому доминированию был достигнут (в отличие от предшествующих эпох) на принципиально новой технологической основе и был связан с промышленным переворотом, произошедшим первоначально именно в западноевропейском и североамериканском регионах. Именно машина предопределило экономическое и военное преобладание европейцев над иными цивилизациями;

3) Европейская цивилизация начала проявлять после 1400 г. невиданную прежде тягу к экспансии своих институтов и ценностей в мировом масштабе. Таким образом, европейская цивилизация стала первой всемирной цивилизацией, создав мировой рынок и превратив в свои колонии или полуколонии неевропейские народы;

4) Лидирующее положение Европы было бы невозможно без грандиозных социальных перемен в Западной Европе и Северной Америке. В этих регионах планеты буржуазия впервые взяла власть в свои руки, постепенно оттеснив на задний план традиционные социальные прослойки (дворянство, крестьянство, духовенство);

5) Социальный переворот в Европе Нового времени сопровождался и переворотом в сознании, появлением личности нового типа, буржуазной личности. Пожалуй, именно вот эта буржуазная личность – раскрепощенная, предприимчивая, инициативная – стала главной причиной всех успехов Европы и Северной Америки за последние 500 лет.
^ 2. Новое время – новая внешняя политика.
Как же все эти грандиозные перемены сказались на международных отношениях? Да самым непосредственным образом:
1) Международные отношения впервые стали действительно всемирными;
2) Международная политика стала фактически придатком европейской политики – судьбы мира фактически решались горсткой великих европейских держав, в то время как неевропейские страны и народы (равно как, впрочем, и малые европейские страны) ровным счетом ничего не значили, являясь всего лишь объектом гегемонистских устремлений вышеупомянутых великих держав;
3) Радикальным переменам подверглась структура международных отношений, особенно в Европе. Мелкие феодальные сеньориальные владения, как и огромные феодальные империи постепенно ушли в прошлое; им на смену пришли национальные государства, которые и стали главным субъектом международных отношений нового времени;
4) Внешняя политика постепенно все больше обуржуазивалась, становясь буржуазной не только по целям, но и по методам.
3) Внешняя политика буржуазного класса.
Вот на этом последнем тезисе хотелось бы остановиться подробнее. В общем, в отличие от добуржуазной или небуржуазной личности буржуа отличает активность в переустройстве посюстороннего, тварного мира. Буржуа не мирится с окружающей действительностью; он ее переделывает под себя. И мы видим, что за последние несколько веков классового господства буржуазии человеческая цивилизация претерпела неизмеримо более грандиозные изменения, чем за несколько десятков тысяч лет докапиталистического развития.
И эти перемены охватывают все стороны человеческой жизни, а не только экономику. Охватывают они и внешнюю, и военную политику; последние тоже становятся буржуазными.
Чем же таким особенным отличается буржуазия от других правящих классов?
Вот что об этом пишут основоположники марксизма – ^ К. Маркс и Ф. Энгельс:
“Буржуазия всюду, где она пришла к власти, уничтожает все феодальные, патриархальные, идиллические отношения. Безжалостно она уничтожила пестрые феодальные путы, которые привязывали человека к его “природным” владыкам, не оставив никакой иной связи человека с человеком, кроме голого интереса, бессердечного “чистогана”. В ледяной воде эгоистического расчета утопила она священный трепет религиозного экстаза, рыцарского энтузиазма, мещанской сентиментальности Буржуазия все более и более уничтожает раздробленность средств производства, собственности и населения. Она сгустила население, централизовала средства производства, концентрировала собственность в руках немногих. Необходимым следствием этого была политическая централизация. Независимые, связанные почти только союзными отношениями области с различными интересами, законами, правительствами и таможенными пошлинами, оказались сплоченными в одну нацию, с одним правительством, с одним законодательством, с одним национальным классовым интересом, с одной таможенной границей” (К. Маркс, Ф. Энгельс. МАНИФЕСТ КОММУНИСТИЧЕСКОЙ ПАРТИИ (декабрь 1847 – январь 1848).
Вышеприведенная цитата из Коммунистического Манифеста указывает на самый радикальный разрыв не только с добуржуазным образом производства, но и с добуржуазным общественным сознанием. Триумф буржуазии – это триумф не только буржуазного способа производства, основанного на эксплуатации лично свободного пролетария и свободной от феодальных ограничений земли; триумф буржуазии – это прежде всего и главным образом триумф буржуазной личности.
Для этой самой буржуазной личности свойственно прежде всего индивидуалистическое сознание, в соответствии с которым человеческая личность приобретает самостоятельную ценность и становится полноправным субъектом общественных отношений, иными словами, онтологизируется. (В этой связи следует отметить, что индивидуалистичной является не только современная буржуазная цивилизация; античная цивилизация также была цивилизацией индивидуалистов, хотя, конечно, между двумя этими цивилизациями существуют громадные различия. Во всяком случае, важнейшая задача ренессанса и состояла в том, чтобы перебросить исторический мостик между двумя этими индивидуалистическими цивилизациями).
Здесь, наверное, уместно прокомментировать широко распространенные обвинения в адрес буржуазного индивидуализма, выдвигаемые сторонниками добуржуазных и антибуржуазных общественно-политических и идеологических систем. Обвинения в эгоизме (т.е. индивидуалист = эгоист), по-видимому, не выдерживает критики: человек с индивидуалистическим сознанием может быть сколь угодно альтруистичен, вплоть до полного самоотвержения, но, в любом случае, это будет его личный выбор, а не выбор его Богом данного владыки или его патриархальной общины. Столь же несостоятельны и обвинения в богочеловечестве и богоборчестве: индивидуалист может быть очень религиозен, но для него человеческая личность, ее права и интересы имеют самостоятельное значение.
В любом случае, появление буржуазной личности – индивидуалиста – означало смертельную угрозу для традиционного общества с его патриархальными феодальными связями между людьми, непререкаемым авторитетом церкви и божественным правом монархов. Соответственно, это был вызов и традиционной системе международных отношений, в которой воля монарха была всем, а воля народов – ничем.
Приметой Нового времени стало возвышение принципа национального интереса, который был положен в основу внешнеполитического планирования. В предшествующие исторические эпохи не было наций; само собой, отсутствовал и национальный интерес. Концепция национального интереса, сформулированная в рациональных категориях реализма и баланса сил, ознаменовала решительный разрыв со средневековыми взглядами на международные отношения, в соответствии с которыми государственный интерес (понимаемый как династический интерес в соответствии с известной формулой государство – это Я) должен был быть подчинен каким-то возвышенным целям, вроде освобождения Гроба Господня. Все эти перемены, разумеется, были связаны с изменением социальной структуры ведущих европейских держав: пришедшая к власти национальная буржуазия стремилась поставить не только внутреннюю, но и внешнюю политику себе на службу.
Радикально изменилось и соотношение между экономической и военной мощью. На протяжении многих тысячелетий связь между экономическим процветанием и военно-политической мощью государства отнюдь не была прямой. Государственные мужи прошлых эпох были согласны в том, что цветущая экономика порождает изнеженность нравов, которая, в свою очередь, ведет к ослаблению воинственного духа. История международных отношений развивалась по известной схеме: голодные и нищие, но воинственные племена крушили изнеженные и заплывшие жиром великие цивилизации, занимали место своих врагов в роскошных дворцах, через несколько поколений становились изнеженны сами и на смену им приходила новая волна голодных и воинственных, и так до бесконечности. История всех великих цивилизаций древности египетской, месопотамской, античной, византийской, индийской, китайской легко укладывалась в эту схему.
НОВОЕ ВРЕМЯ, однако, внесло в нее серьезные коррективы. Капиталистическая эпоха впервые установила прямую и непосредственную зависимость между уровнем экономического развития государства и уровнем его военной мощи и, следовательно, ролью, которое оно играет на международной арене. Более того, именно в новое время государство начало активно использовать экономические рычаги для достижения своих внешнеполитических целей.
Все эти обстоятельства обусловили рост значения экономики в международных отношениях. XIX в. явил миру великую державу нового типа Великобританию, чья сухопутная армия была ничтожна, но которая добилась преобладающего влияния на международные дела благодаря сугубо экономическим факторам торговле, инвестициям, мореплаванию, промышленности, финансам. Более того, начиная с XIX в. гегемон в международных отношениях мог быть только ГЕГЕМОНОМ В МИРОВОЙ ЭКОНОМИКЕ.

Хотя военные средства оставались важнейшим инструментом внешней политики на протяжении всего рассматриваемого периода, способы ведения вооруженной борьбы в новое время изменились радикальным образом. Новое время унаследовало от средних веков чрезвычайно отсталую производственную базу, а результатом отсталого производства была, разумеется, отсталость военного дела.
Хотя XVII-XVIII вв. дали таких военных гениев, как Густав-Адольф, Мальборо, Евгений Савойский, Тюренн, Суворов, Наполеон – тем не менее военно-технический уровень даже самых передовых европейских армий изменился за эти два века мало и, как и в средние века победа достигалась главным образом холодным оружием. И немудрено – конструкция кремневых мушкетов не менялась, в принципе, с XVI в. Соответствующей была и военная организация великих военных держав; о заблаговременной подготовке театра военных действий, прокладке стратегических коммуникаций, заблаговременной подготовке планов будущих войн – тогда и не думали. Великий Суворов откровенно издевался над кабинетно-штабной деятельностью всех этих австрийских и прусских “гофкригсшнапсвурстратов”.
В девятнадцатом веке, однако, с началом промышленного переворота, фантастические изменения произошли и в военном деле. В XIX столетие Европа вступала с кремневыми ружьями, гладкоствольными пушками, стреляющими ядрами и парусными фрегатами; в ХХ в. Европа вступала с пулеметами, дредноутами и автомобилями. И никаких каре и батальонных колонн! Русско-японская война показала, что единственным возможным боевым построением в современном бою является редкая стрелковая цепь. Молодецкие штыковые удары остались лишь в романах; в настоящей же войне победу начала определять – отныне и навсегда – огневая мощь.

Изменилось и соотношение между сухопутной и морской военной мощью, между армией и флотом. Флот – это очень специфический вид вооруженных сил. С древнейших времен и до наших дней флот – это очень дорогое удовольствие; вооружить одного солдата было всегда намного дешевле, чем одного матроса. Однако флот компенсировал эти расходы за счет своей повышенной мобильности и огневой мощи. Именно в Новое время родилась формула контроля над мировым океаном (ВМФ + торговый флот + морские базы = контроль над морем = контроль над миром), которой, в общем, следовали сначала Нидерланды, а затем – Великобритания.
Господство на море (при сравнительно слабых сухопутных силах) порождало и новую военную стратегию – стратегию изнурения, которая доказала в ходе многочисленных войн, которые вела Британия на протяжении Нового времени, свое превосходство над стратегией сокрушения, которой придерживались враги Англии (от Филиппа II до Адольфа Гитлера).
Новое время, таким образом, внесло свои нюансы в извечную дихотомию морских и сухопутных держав. Если в предшествующие эпохи морские державы неизменно терпели поражение в борьбе с сухопутными державами (Афины – Спарта, Тир – Империя Александра Македонского, Рим – Карфаген, Новгород – Москва), то реалии Нового времени коренным образом изменили эту тенденцию. Разгром Непобедимой Армады (1588 г.), поражение Испании в войне с Нидерландами, поражение Франции в войне за Испанское наследство (1700 – 1714) – все это свидетельствовало о том, что морские буржуазные нации начинают брать верх в борьбе с аграрными сухопутными державами.
Но менялись не только средства, но и цели войн. Новое время подарило миру торговые и колониальные войны, в то время как столь традиционные для средневековья династические войны (такой войной, в частности, была Столетняя война) постепенно уходили в прошлое.
Коренным изменениям подверглось, однако, не только военное искусство, но и дипломатическое искусство. На протяжении большей части рассматриваемого периода дипломатия (где продолжали безраздельно господствовать монархи и аристократы) весьма напоминала придворную интригу – даже в том случае, когда дипломаты действовали в интересах нового правящего класса, класса буржуазии (характерным примером тут может служить Талейран). Однако начиная со второй половины XIX в. на первый план начали выдвигаться дипломаты нового типа, такие, как Бисмарк, Дизраэли и Витте, которые научились искусно использовать прессу, общественное мнение и парламенты для достижения своих внешнеполитических целей