Тип цивилизации и первоэлементы культуры

Нехватка археолого-антропологических данных способствовала появлениюбольшого количества литературы, сконцентрированной на мировоззренческихвопросах начала культуры и общества. Описанию верхнепалеолитическогочеловечества отводится второстепенная роль, а между тем историко-культурнаяреконструкция эпохи могла бы повлиять на ход дискуссий.

Изучениедоисторической ойкумены свидетельствует не только о распределении древнейшихсообществ в пространстве и времени, но косвенно — и о характере и силесвязующих их нитей. Можем ли мы говорить о нижнепалеолитическом культурном типекак фундаменте духовно-психического единства будущего человечества или переднами группы бродячих охотников, избегающих чужаков? Куда уходят корни основныхмировых цивилизаций и на какой глубине залегает пласт их сродства? Ответы немогут быть умозрительными, так или иначе они зависят от пониманиядифференцированности и единства культурно-социального пространства палеолита.

Сложилосьпредставление о локальности раннего исторического процесса, который был связанс двумя первичными очагами антропогенеза и расообразования, восходящими книжнему палеолиту. Гипотеза децентризма², сменившая гипотезуширокого моноцентризма¹³, помещает человечество в двух локусах: афро-европейском и азиатском.Между двумя первичными очагами поддерживаются контакты, авнутри — формируются культурно-территориальные провинции со своим расовым,технологическим, хозяйственным типом. В позднем палеолите с обитателей приледниковой Европы (такназываемый кроманьонский человек) выражены черты европеоидной расы, вюжном Средиземноморье — негроидной, на Востоке ойкумены — монголоидной. Следует сказать и о единомхозяйственно-культурном типе с устойчивыми локальными особенностями. Последниеперейдут в своеобразие исторических цивилизаций. Преемственность иногда стольвелика, что можно говорить, например, о неолитическом налете традиционнойкитайской цивилизации*.

Но если «неолитический комплекс» историческихцивилизаций достаточно нагляден и его можновычленить из неолитической революции (земледелие, животноводство, большиепостоянные поселения, союзы племен и народностей, смыкающие ойкумену в сплошнойантропосоци-альный покров Земли), то верхнепалеолитический комплекс нашей ментальности очертить труднее, он разорван, локален, погружен в узкиениши местных культур и в то же время скрыт от взгляда как «бессознательная»,«глубокая» основа современности.

* «Странную картину представляет собой эта огромная страна, еще вчера представлявшаясобой лишь едва изменившийся живой осколок мира, таким, каким он мог бытьдесять тысяч лет тому назад. Население не только состоит из земледельцев, но восновном организовано согласно иерархии территориальных владений, а императорфактически является никем иным, как самым крупным землевладельцем. Народ,специализирующийся на выделке кирпичей, фарфора и бронзы и превративший всуеверие изучение пиктограмм и созвездий, конечно, невероятно рафинированнаяцивилизация, но не меняющая методов с начала своего существования. В конце XIX века — еще неолит, не обновленный, как в других местах,а просто бесконечно усложненный, не только по тем же линиям, но в том же плане,как будто он не мог оторваться от той Земли, где сформировался»¹⁴.

Из этого темного пятна выходят сквозные пунктиры любой духовнойорганизации: язык, верования, изобразительная и пластическая образность,графический символизм.

Нет сомнений, что эти атрибуты Homo sapiens, возникшие в позднем палеолите, каким-то образомвыводимы из типа ископаемой цивилизации, способа жизни людей. Частые упоминания«революции», «переворота», «скачка» применительно к этому этапу первобытностине должны заслонить того факта, что перед нами отрезок историипродолжительностью в 20—30 тыс. лет. И если все это время у обитателейприледниковой зоны обнаруживается преемственность физического облика,индустрии, быта, художественных стилей, то, очевидно, можно говорить о глубокойустойчивости сложившейся здесь антропокультурной системы. Это охотничья цивилизация не только всмысле преобладающей производственной активности и хозяйственной основы, но икак мироотношение, человеческий склад, эстетическая и этическая традиции. Охотничья цивилизация — редкая для истории икультурологии тема, в отличие от возникших в неолите земледельческой(крестьянской) и скотоводческой (кочевой) цивилизации (не говоря уже огородской, индустриальной, постиндустриальной). Это и понятно. Известные намгруппы лесных промысловиков — или осколки древнейшего охотничьего мира,отставшего от прогресса, или неудачники, вытесненные в чашобы более сильнымисоперниками, или звероловы, совмещающие свою деятельность с другими занятиями.Но охотничьи сообщества, безраздельно господствующие над континентами и ведущиепостоянную борьбу с крупными и опасными животными, нельзя назвать жалкими.Вечные преследователи и ловцы, своей энергией, выносливостью они превосходилилюдей более спокойных занятий. «Надо суметь почувствовать всю сверхчеловечностьили, вернее, звериность их дикой энергии»⁸. Наиболее динамичными итемными сторонами человеческого поведения культура обязана эпохе, о которойможно сказать «нечеловеческое, слишком человеческое, а звериное, слишком звериное»*.

Разумеется, пещерное, хищное подполье сознания — слишком расхожий иненаучный сюжет. Но едва ли можно обойтись без характеристик охотничьегомироотноше-ния при объяснении магии — первоосновы духовной культуры верхнегопалеолита и вместе с тем суггестивного комплекса. Теории магии трактуютотношения последней к религии и тяготеют к двум полюсам: на одном магияопределяется как практическое демоническое действие, несовместимое с религией,на другом — сливается с ней. Впрочем большинство авторов, признавая, что магия— это древнейшие верования, таким образом сталкиваются с противоречием:верование и одновременно действие, ибо в любом колдовстве активные манипуляциии движения на первом месте, без этого оно не существует. Когда Ж.-П. Сартрпишет, что магия — это идеальное квазидействие²⁵, то имеет в видупредставление о магии.

Древнейшееидеальное удвоение мира, видимо, базировалось на сумме образов, возникающих вдвижении и обслуживающих его. Избавив передние конечности от опорных функций,эволюция наделила человеческое тело новыми степенями двигательной свободы.Множество моторных комбинаций, доступных человеку, требует психофизиологическойрегуляции, в том числе с помощью образов ближайшего представимого или болееотдаленного действия. Отсюда возникает двигательная фантазия, первичныйкоординатор человеческих проектов, еще до-сознательных и погруженных в моторнуюактивность. А. Гелен, исследовавший роль сенсомоторики в становлении человека иего культуры на основе понятия «разгрузки», пишет об этом так: «Движения рук,первоначально обремененные задачами перемещения, теряют их с обретениемвертикального положения. Во множестве игровых, обиходных, осязательных ихватательных движений они проиграли огромное количество комбинаций и вариаций впрямом контакте с самими вещами. Но это значит: они не совершили действий в собственномсмысле слова, заранее запланированной работы. Только когда развернуто поле проектов фантазии, все вариации и комбинациимогут быть спроектированы заново, «в представлении», ввоображаемой картине движений и ситуаций, а само реальное движение становитсянаправляемым, вторично вводимым рабочим движением»⁵.

Психологиямагии не претендует на разъяснение содержания и социальных функций древнейшегоритуала, т. е. не подменяет религиоведения. Модель телесного действия,порождающего образцы и знаки, очерчивает ядро древнейшего психокультурногокомплекса, который до сих пор дает основу множеству социальных практик. Этотуниверсальный суггестивный и сенсомоторный механизм весьма условно может бытьназван магическим. В той степени, в которой он включается в обслуживаниеконкретных социальных функций и производство определенных верований, картинмира, можно говорить об исторических разновидностях магии, магии какпредрелигии, чернокнижии, оккультной практике и т. д. Но в самом начале, какизвестно, стоит охотничья магия.

Всеисследователи первобытной культуры признают, что палеолитические изображения— это аксессуары ритуала. Охотничья магия репетирует появление добычи иовладение ею. Но, разумеется, сводить действо к тренировке невозможно: этавторая реальность, создаваемая на ходу, воспринимается как подлинная, первая,реальность. Антиципация и смысл события инсценируются и представляютсяфактурно, натуралистически. «Переосмысляя реальность, это общество начинаеткомпоновать новую реальность, иллюзорную, в виде репродукции того же самого,что оно интерпретирует. Этои есть то, что мы называем обрядом, и что в мертвом виде становится обычаем,праздником, игрой и т. д. Мышление,орудующее повторениями, является предпосылкой к тотемистическому мировоззрению,в котором человек и окружающая действительность, коллектив и индивидуальностьслиты, а в силу этой слитности и общество, считающее себя природой, повторяет всвоей повседневности жизнь этой самой природы, т. е., говоря на нашем языке,разыгрывает свечение солнца, рождение растительности, наступление темноты»¹⁷.

Вычленениесодержания первичного магического действия приводит к определениям древнейшегоохотничьего культа — тотемизма. Тотемизм — вера вживотных-прародителей (в меньшей степени — растения и силы природы). Трактовкатотемизма как первобытной системы классификации²⁴ не противоречитрелигиоведческому пониманию этого многофункционального явления.

Реконструкцияпозднепалеолитических культур имеет гипотетический характер и в значительнойстепени основывается на этнографических аналогиях. Наиболее часто жителейверхнего палеолита сопоставляют с австралийскими аборигенами. Австралия —классический пример тотемизма и магии. Следует, однако, учитывать, чтокоренные жители континента до прихода европейцев уже перешли от палеолита кмезолиту. У обитателей прилед-никовых пещер Европы культ животных-предков,скорее всего, носил примитивную форму «пратотемизма».

Внижнепалеолитической картине мир образа человека заслонен фигурой зверя,человеческое и животное сливаются. Идентификация со зверем современной личностиявляется патологией, атавизмом, который, однако, имеет достаточно определенныйисторический адрес. «Жутко живые магические образцы пещерников говорят орасцвете симильного колдовства»⁹. По Дж. Фрэзеру, си-мильная(контагиозная) магия основана на том, что физическому воздействию подвергаетсяизображение или фигурка объекта колдовства. Таким образом, точность изображенияздесь имеет значение. При так называемой парциальной магии, действующей попринципу pars pro toto (часть равна целому), изображение не требуется, но необходимо иметь что-то отпредмета чаровства (клочок одежды, волос, слюну и т.д.)¹⁸.«Европейский пратоте-мизм, с его странной иконографией, звериными танцами и волшебнымитрещотками, нерасторжимо перевит с колдовством, причем с симильным гораздосильнее, чем с парциальным¹⁹. «Ритм общей работы, таинственный успех коллективного труда в области, где индивид бессилен,гипноз толпы — все это, как и многое другое, укрепило веру в непобедимую мощьколдовских заклинаний, церемоний, как и в развитии языка; главную роль вэволюции магии играло коллективное творчество»¹¹.

Стоит добавитьк этому панегирику «кипящим необузданной энергией охотничьим сообществам»,«могучим звероловам и неутомимым бродягам палеолита», что магическая имитация жизни не толькосфокусировала в себе лучи восходящего сознания, но и послужила культурнойпроформой, в которой до времени только и могли существовать более молодыеспособы отражения мира: религия, искусство, наука.

Происхождениесимволических систем в связи с архаическим ритуалом изучается в направлениях,ориентирующихся на синтез археологических и этнографических данных о магии,тотемизме и других первобытных верованиях с глубинной психологией (прежде всегоК. Юнга). Верхний палеолит — эпоха, которая породила основные символыколлективного бессознательного, так называемые архетипы. У всех известныхэтнографии первобытных народов ритуал так или иначе слит с мифом, который можнорассматривать как объяснение, сценарий ритуального действия, однако допущениемифотворчества в палеолите слишком произвольно. Способность к сюжетосложению вэтот период вообще оценивается довольно низко, что основано, в частности, наанализе изображений в пещерных галереях, где выделить какие-то композиционныепринципы, за немногими исключениями, не удается. Фигуры размещаются хаотично,живописное пространство организуется присоединительной связью. «Стольсущественная ограниченность плана изображения делала невозможной (во всякомслучае, в изобразительном искусстве) передачу сюжета, некоторые факты,свидетельствующие об отношении палеолитического человека к настенной живописи,также заставляют думать о том, что древнейшие образцы изобразительногоискусства и не преследовали цели передачи сюжета. Скорее в них лишь заготавливались некоторые шаблоны, указывавшие накакую-то совокупность объектов и отношений между ними, которые позднее моглиоформиться в сюжет. Общие представления последующей эпохи послужили как бы магнитным полем, в котором поэтические заготовки каменного века занялисвое особое место в общей картине и, наконец, получили свое действительноезначение»¹⁵.

Подобныесемиотические интерпретации почти полностью отрицают за палеолитом способностьк организации связной картины мира, сводя культурную роль целой эпохи кподготовке элементов для упорядоченной системы представлений. С этой точкизрения первую законченную модель космоса дает так называемое мировое дерево —композиция, поделенная на 3 пространственно-семантические зоны: верх (небо) — середина(земля) и низ(подземное царство). В трехчастнуюконфигурацию мира входят и нижнепалеолитические «заготовки», впрочем,обнаруживающие склонность к такой семантизации еще до эпохи мирового дерева. Копытные животные с палеолитическихросписей становятся символами срединного царства, птицы — верхнего, рыбы и змеи— нижнего.Все, находящееся вне текстуально-семантической системымирового дерева, относится к хаосу и доступно прочтению и пониманию толькопосле введения в пределы правильных культурных интерпретаций и символов.«Понятие мирового дерева (или его образа — шаманского дерева) обозначаетустановление всех мыслимых связей между частями мироздания и прекращениесостояния хаоса»¹⁶.

Указаннаятрактовка, однако, останавливается перед различием между изображением и знаком,т. е. она исходит из того, что любой образ является знаком и может бытьпрочитан по правилам определенной грамматики. Но собственная природаживописного натурализма палеолита в том и состоит, что образцы запечатлеваются«как есть», физиопластично, без всякой категоризации и семиотическихопределений! В акомпозиционной данности изображения воплощается принцип,который в противоположность семантическому и пространственному структурированиюможет быть назван точечным, динамичным, энергичным или перспективнымпредставлением единичного события²⁰. В этой связи уместно вспомнить, что архетипы у К. Юнгаявляются энергетическими, а не пространственными сущностями.

Возникновениеязыка в позднем палеолите не вызывает сомнения. Вокальная коммуникацияископаемых гоминид перешла в членораздельную речь Homo sapiens под влиянием ряда обстоятельств антропологического,экологического, технологического, психосоциального характера. Иерархия этихпричин далека от ясности и, разумеется, не охватывается отдельными гипотезами итеориями. Примером эволюционно-генетического обобщения данных антропологии,археологии, лингвистики, психологии может служить схема соответствия стадииразвития культуры, морфологического типа и умственно-речевой деятельностигоминид, приведенная ниже. Как видно из таблицы, автор считает глоттогенезпостепенным суммированием речемыслительных навыков, производимых от техникиобработки камня.

Иначепредставлено возникновение языка у Б. Ф. Пор-шнева¹². Коммуникацияископаемых гоминид разделена у него на 3 стадии: животной имитации,суггестации ископаемых людей и речевого общения HomoSapiens, а каждый этапначинается отрицанием предыдущего и диалектическим скачком. Ведущим факторомантропогенеза является коммуникативное взаимодействие, а не труд. Скачок ковторой сигнальной системе Поршнев объясняет несовместимостью двух эволюционныхветвей на рубеже позднего палеолита и необходимостью психологической икультурной защиты более совершенных групп гоминид от менее развитых, но болеесуггестивных. Мысль Поршне-ва продолжает столь же захватывающие и, к сожалению,плохо обоснованные озарения Н. Я. Марра, который верил, что современный языксменил «стандартизированный ручной язык», победивший еще более древнийпан-томимомимически-звуковой⁶.

Другую группу теорий глоттогенеза можно назвать экологической. Здесь возникновение языка связывается сприродно-климатическими изменениями позднего плейстоцена (примерно 70—10 тыс.лет тому назад) и образом жизни охотничьих сообществ этого периода. Существование древних людей в темных пещерах требовало усовершенствований звуковой коммуникации,преимущественно нюансировки сигналов призыва, опасности, введенияуточнителей-модификаторов, характера, степени и близости угрозы. Эта стадия(досапиентная) обеспечивала стабильный набор призывов и сигналов у позднихнеандертальцев (примерно 70—40 тыс. лет тому назад) и сменилась языком командпозднепалеолитических охотников (40—25 тыс. лет тому назад)²². Это — «век команд, когда уточнители, отделенные от самих призывов, могутизменять сами человеческие действия. В частности, по мере того, как люди всеболее переходят к охоте в холодном климате, давление отбора на группыохотников, контролируемых звуковыми командами, становится все сильнее»²³.Уточнение референтов (предметов) речи, отделение их от императивных иэмоциональных звукосочетаний приводит к появлению предложений, имеющих субъекти предикат, а следовательно, существительных. Первыми получают названияживотные. «Итак, век имен для животных совпадает с началом их изображения настенах пещер или на костяной утвари» и начинается 25—15 тыс. лет тому назад.Названия других предметов появляются позднее. Что касается обозначенийчеловека, то эта стадия звукового процесса принадлежит следующей эпохе —мезолиту и другой цивилизации — уже не охотничьей (во всяком случае — не чистоохотничьей).

Мезолит

В среднем каменном веке, мезолите (8—5 тыс. лет назад для Европы) ледникоткатывается к северу, затапливая Европу своими водами. В лабиринтах водныхпроток больше нельзя странствовать. Люди,если и не вполне оседают, то уходят недалеко, собирая водоросли, ракушки, рыбуна берегах морей и водоемов, а затем изобретают лодку. Охотничья жизнь,неоседлая, опасная, богатая приключениями, сменяется более спокойнымсуществованием.

Мезолитическиестоянки располагаются в дюнах и торфяниках. Выкопать временное убежище в мягкомгрунте нетрудно. Пещера, конечно, надежнее, но где ее отыщешь на равнине? Аставить солидное постоянное жилище человек еще не пытается. Изобретены лук истрелы, приручена собака (она прибивается к человеку еще в палеолите),одомашнена свинья.

Свинье былочем прокормиться возле человека. Многие из открытых археологами стоянок этоговремени представляют собой скопление пищевых отбросов — кухонные кучи. Иногдасвалки имеют размеры до 300 м в длину и до 3 м в высоту.

Самыевнушительные холмы объедков обнаружены в Дании. Есть в них кости дикого быка,оленя, лося, собаки, рыб, но больше всего — раковин. Съедобный моллюск —пропитание не ахти какое, но надежное. Собирают их на мелководье дети и женщины,пока мужчины охотятся и рыбачат. К концу мезолита женщина изобретает весьмаполезный в домашнем хозяйстве глиняный горшок. На влажной глине кончикамипальцев можно нанести волнистые линии и палочкой — черточки. Для красоты ичтобы укрепить гончарное изделие магией. Так возникает орнамент — искусствоженское. Могучих же зверей на скалах больше не рисуют: нет условий инадобности. Как писал известный французский археолог, у собирателей съедобныхулиток и ракушек не было тех впечатлений, которые необходимы дляизобразительного искусства. Они вели иную жизнь.

Охотники и рыболовы неолита

Зрелая и поздняя первобытность представлены неолитом (5—4 тыс. лет томуназад для наиболее развитых областей Средиземноморья). Это расцвет родовогоустройства, каменной индустрии. Особенно показательны среди орудий неолитапрекрасно отшлифованные каменные топоры. С помощью этого шедевра каменного векапервобытный человек мог быстро срубить дерево, построить дом, выдолбить лодку.

В неолите поспособу хозяйствования человечество разделяется на две части. Одни продолжаютзаниматься собирательством, охотой и рыболовством — это присваивающаяэкономика, кое-где она достигает расцвета. Пример — тихоокеанское побережьеСеверной Америки до прихода европейцев. Море здесь богато лососем, который идетна нерест в пресные воды, запруживая русло рек. Местные индейцы в удачныесезоны заготавливали громадное количество рыбы. Охотились они и на морскихвыдр, тюленей, даже китов. В прибрежных лесах промышляли горных баранов, коз,оленей. Из животных они приручили только собаку, не знали гончарного дела иварили пищу в деревянных сосудах, бросая туда раскаленные камни. Зато умелиделать хорошие прочные лодки, зачастую из целого ствола кедра. Зимой жили вбольших деревянных домах без окон, с дымовым отверстием в крыше.

Из шерстидиких баранов и коз ткали плащи-накидки и рубахи. Сражались в панцирях издеревянных пластинок и деревянных шлемах в форме масок. Пленных обращали врабство (чаще всего рабы были коллективной собственностью общины). Торговали другс другом: рыбой, рыбьим жиром, мехами, украшениями из камня и кости, рабами.Среди индейцев северо-западного побережья Северной “Америки существовалобычай, называемый «по-тлач» (по-индейски — «дар»). Он состоял в том, что вовремя праздника богатые люди раздавали свое имущество; тем самым укрепляярепутацию и положение в общине (а

розданноечастично возвращалось в виде ответных даров и услуг).

Этипромысловики были и необычайно искусными резчиками по кости и дереву.Колоритной приметой их деревень были столбы из целых стволов кедра, иногдавысотой более 20 м. Столбы покрывались богатейшей резьбой, изображавшейтотемных предков и персонажей мифа. Возведение резной колонны было большимсобытием. Сооружение прославляло своего хозяина и увековечивало его память.Церемония сопровождалась потлачем, иногда человеческим жертвоприношением.Резные изделия индейцев имеют четкую вертикальную композицию. Вотчетырехфигурная группа: в основании — кит, на нем стоит мужчина, на головемужчины стоит женщина, на голове женщины сидит орел. Смысл этой пирамиды ясен:она символизирует мир и показывает его строение.

Человек сводитвсе знания в картину мира. Первое законченное представление о мире дает такназываемое мировое древо. Иногда это действительно изображение дерева илистолб, а иногда условная вертикальная композиция, поделенная на три части: верх(крона, небо) — середина (ствол, земля) — низ (корни, подземное царство).

Унеолитических охотников и рыболовов образ мирового дерева разработан детально.Ведь их религия, особенно в северных тундрах и лесах — шаманизм. А шаману без мирового дерева не обойтись. Целитель изаклинатель, шаман посредничает между духами и людьми. Доведя себя до экстазапением, пляской, возбуждающим напитком, он отправляется в воображаемое путешествиеза душой больного, унесенной злым духом. По пути ему приходится вступать впоединки с одними духами и заклинать другие. Подразумевается, что шаман лезетпо стволу дерева вверх и опускается вниз по корням. Шаманские ритуалы вместе сих объяснениями привязаны к вертикальному разделению мира и составляют своегорода религию мирового древа.

Земледельцынеолита

Священное дерево чтили не только охотники-шаманисты. В неолите появляетсяпроизводящая экономика. Ее отрасли — земледелие и скотоводство. Земледелиепоявляется там, где плодородные почвы дают хороший урожай при самой примитивнойобработке. Это преимущественно речные долины. Достаточно бросить горсть семян вплодородный ил и дождаться урожая. После этого можно перебираться на другоеместо. Первое земледелие — палоч-но-мотыжное и кочевое, но довольно скоро оно становится оседлым. Висключительных условиях речных пойм у земледельцев уже при неолитическойтехнике появляются большие богатые поселения — деревни и городища, общиныобъединяются в племена, возникают государства. Примером цивилизации,зародившейся в каменном веке, является Древний Египет: первое тысячелетие егоистории прошло почти без металла.

Но такихтерриторий на планете мало, они составляют не больше 1 % площади обитаниячеловека. Чтобы освоить под пашню густые леса и засушливые степи,палкой-копалкой и мотыгой не обойдешься. Люди оседают, появляются новые отраслихозяйства — скотоводство и земледелие.Люди неолита были скотоводами и землепашцами, т. е.крестьянами. Признаки крестьянского общества: аграрная экономика, ручной труд,племенная и общинная организация, в верованиях — анимизм. Анимизмозначает всеобщее одушевление мира. Человек находил душу не только у животных,но и у растений, камней, природных стихий. Вся природа одушевлена ипредставляет собой сообщество родичей человека.